19 жніўня 2015

Между Беларусью и Южно-Африканской Республикой: выставка о женщинах Мариканы

4 433
19-го августа в Бергене (Норвегия) в Центре женских и гендерных исследований открылась моя выставка Colour of Protest. Witnessing Marikana Women. Событие для меня очень значимое. Не только потому, что это моя первая фотографическая выставка, но еще и потому, что впервые о своем опыте в Южно-Африканской Республике я буду говорить через художественную (а не только академическую) форму.
Изображение:
О выставке

В основе выставки – фотографии, которые я сделала во время женского протестного марша в мариканском шахтерском поселке 29-го сентября 2012 года. Фотографии (как свидетельство марша) сопровождаются моими дневниковыми и полевыми заметками: о политическом, репрезентации, сопричастности, расе и гендере. Мне хочется, чтобы в выставке зазвучала близость и разность тех мест, принадлежность к которым во многом определила то, кто я и где я сейчас, – пост-апартеидной Южно-Африканской Республики и пост-советской Беларуси. Надеюсь, что на пересечении визуального и вербального возникнет диалог между Беларусью и ЮАР, диалог, который проростал во мне, пока я жила и работала в Йоханнесбурге в 2012-2013 годах.


О женщинах Мариканы

16-го августа 2012 года на платиновых шахтах в Марикане на северо-западе Южно-Африканской Республики в столкновениях между полицией и бастующими шахтерами было убито 34 и ранено 78 шахтеров. Мариканская резня напомнила многим в ЮАР о расстреле демонстрации в Шарпевиле (Sharpeville) в 1960 и кровавом подавлении студенческих волнений в Соуэто (Soweto) в 1976. С той лишь разницей, что «в те времена» смерти черных рабочих и студентов были на совести белого апартеидного режима. В этот раз столкновения (черных) рабочих и (черных) полицейских произошли с согласия (черной) правящей партии (ANC) в альянсе с крупнейшим профсоюзом (COSATU) и крупнейшей рабочей Южно-Африканской Коммунистической партией (SACP) [1].

После расстрела шахтеров в Марикане забастовки волнообразно распространились на ближайшие шахты. В ответ на усугубившуюся ситуацию, 14 сентября правительство объявило чрезвычайное положение в Рустенберге и Марикане. В поселения были введены усиленные наряды полиции и войска, массово проводились несанкционированные обыски и аресты, любые собрания были запрещены, полиция для устрашения использовала слезоточивый газ и резиновые пули (часто стреляя в людей, когда те шли в магазин или просто передвигались по поселению).

Между Беларусью и Южно-Африканской Республикой: выставка о женщинах Мариканы
Фото из личного архива авторки


Фото из личного архива авторки

29-го сентября 2012 года в шахтерском поселке Марикана женщины провели мирную акцию протеста. Женщины протестовали против полицейского произвола и выражали солидарность с бастующими шахтерами. В протесте приняло участие более 200 женщин. Они собрались в неформальном поселении Бокогон-2 близ места, где месяцем ранее были расстреляны шахтеры, и направились в Марикану к полицейскому участку, находившемуся в семи километрах от поселения.

Лейтмортивом марша стала смерть одной из женщин, Полины, из-за осложнений от пулевых ранений. Многие самодельные постеры напрямую отсылали к образу Полины и ее смерти, вскрывая методы работы полиции и указывая на особую жестокость полицейского произвола. Но была и другая тема – гендерное насилие и прекарное («нестабильное, неустойчивое, ненадежное» – прим. ред.) положение черных женщин в сельских поселениях в ЮАР. Тема эта звучала немного тише, и все же ощутимо, ярко и яростно она прорываясь не только через надписи на плакатах о Зуме-насильнике [2], но и через реальность того, как был организован протест и каковы были условия его проведения.

В организации мариканского марша активную (и во многом центральную) роль играли женские организации из Йоханнесбурга – FEW (Forum for the Empowerment of Women) и 1in9Campaign. В то время FEW в основном работала в черных районах (townships) Йоханнесбурга, создавая безопасное публичное пространство для озвучивания, продвижения и защиты прав черных лесбиянок. 1in9Campaign среди ЛГБТ организаций Йоханнесбурга позиционировалась как инициатива, следующая феминистским принципам и работающая с разнообразными формами насилия над женщинами, уделяя особое внимание сексуальному насилию. Обе организации, безусловно, привнесли гендерный компонент в протестный марш, в то же самое время пытаясь укрепить солидарность и выстроить связи, основываясь на общей идентичности «черных женщин» (нивелируя разницу в местах проживания и сексуальной ориентации). Женское (в том числе лесбийское) движение в ЮАР видимо, многочисленно и очень артикулировано, что неудивительно, учитывая преемственность анти-апартеидного сопротивления и беспрецедентный размах насилия над женщинами в стране.

Уровень изнасилований в ЮАР остается одним из самых высоких в мире: по данным исследования, проведенного в 2010 году [3], каждая третья женщина в стране была изнасилована, каждая четвертая – подверглась физическому насилию со стороны партнера. При этом только одна из 9 женщин заявляет в полицию об изнасиловании (отсюда название одной из организаций – 1in9Campaign). Исследование 2011 года показывает [4], что в Гаутенге (наиболее густо населенной провинции ЮАР) половина опрошенных женщин испытывали физическое, сексуальное, экономическое или эмоциональное насилие; три четверти мужчин признали, что совершали акты насилия (в одной из форм) над женщинами. К тому же, ЮАР занимает лидирующее положение по количеству людей, живущих с ВИЧ/СПИДом. Две трети из 5.6 миллионов людей, живущих с ВИЧ/СПИДом – женщины и дети [5].

Безусловно, класс, раса, возраст и место жительства привносят свои коррективы. Высокий уровень безработицы (в целом по стране среди черного населения), экономическая зависимость женщин от мужчин, нормализация гендерного насилия, невозможность и часто бессмысленность обращения в полицию в случаях домашнего насилия и изнасилований, страх повторного насилия, необходимость поддерживать семью и детей и вынужденность прибегать к различным стратегиям выживания, недоступность медицинской помощи в сельской местности – все это добавляет свои оттенки в сложную картину положения женщины (черной/бедной/из сельской местности) в ЮАР.

И хотя я понимала и принимала во внимание всю подоплеку мариканского протеста, окрашенного противостоянием бедных черных рабочих и про-капиталистического нео-апратеидного государства, мне хотелось (и тогда, и сейчас) отдельно обозначить гендерное измерение мариканского женского протеста, измерение, которое часто затирается и остается второстепенным в освещении Мариканских событий (как, в целом, и любых других протестных движений) [6].


Фото из личного архива авторки


Фото из личного архива авторки



Между Беларусью и Южно-Африканской Республикой

На женский марш в Марикане я попала благодаря Полин, моей сокурснице из Франции. У нее была машина, она живо интересовалась политикой, работала с мигрант(к)ами в ряде международных организаций, была вовлечена в левые академическо-политические круги в Йоханнесбурге. Когда она предложила поехать, я согласилась не раздумывая. К тому времени я уже видела, что пространство в ЮАР остается чрезвычайно сегрегированным и попасть в «не-свои» места сложно – нужно прикладывать осознанные усилия, находить доступ к информации, людям и местам, заниматься логистикой (так, например, без машины передвигаться в Йоханнесбурге было нелегко и небезопасно), постоянно выходить из зоны собственного комфорта. Ощущалась острая нехватка понимания ЮАРского контекста изнутри. К тому же, мариканские противостояния с полицией откликались минскими событиями 2006-го года. Интуитивно я понимала, что ехать необходимо – там, казалось, найдутся ответы на вопросы о том, где я, кто я и почему я оказалась в ЮАР.

К тому моменту в Йоханнесбурге я жила уже два месяца. Я приехала в качестве приглашенной исследовательницы в Африканский Центр Миграции и Общества (African Centre for Migration and Society) университета Витватерсранда писать магистерскую о трансгендерных и интерсексуальных внутренних мигрантах в Гаутенге. Камеру в руки я брала очень редко, обычно фотографируя виды из окна моего небольшого бунгало в Мейфеер Вест, одном из районов Йоханнесбурга. В публичное пространство с камерой я не выходила. Не столько потому что было небезопасно, сколько потому что не могла понять, уловить, как можно снимать людей без объективации, без соскальзывания в ловушку «белого человека с фотоаппаратом». Женский марш в Марикане стал первым из трех социально-политических событий, на которые я взяла фотоаппарат, а вместе с ним взяла и право стать свидетельницей (два других мероприятия проходили в Йоханнесбурге: гей-прайд в октябре 2012 и протестный марш людей, вовлеченных в секс-индустрию, в марте 2013).

Идею выставки я вынашивала более трех лет. Просто показать фотографии казалось мне недостаточным, неточным и поверхностным жестом. Ведь история за этими фотографиями – это не только история протеста (уже неизбежно мною репрезентированного, воспринятого выборочно через «необъективный объектив» фотокамеры). Это и рассказ о тех смыслах, которые приоткрылись для меня благодаря тому, чему я оказалась свидетельницей. Так родилась идея использовать дневниковые и полевые заметки, чтобы зрители имели возможность прожить и пройти выставку по-своему (через визуальное к текстовому, через текстовое к визуальному, челночным движением или любыми другими способами). Я не редактировала эти записи (как и фотографии), чтобы сохранить расфокусировку, слепые места и неточности там, где они имели место, и избежать влияния моего теперешнего (уже более взвешенного и во многом иного) взгляда на события, произошедшие со мной и прошедшие через меня в ЮАР. Хронологию я также опустила – и в записях, и в фотографиях (в том, как они смонтированы на выставке).


Фото из личного архива авторки


Фото из личного архива авторки



Вот некоторые из дневниковых отрывков, которые вошли в «путеводитель» по выставке. Пусть они расскажут часть истории.

«Вертолеты летают. Два пролетели низко в саду у Марлиз. Всякий раз – звук узнаваем – это напоминает о Марикане, а Марикана, в свою очередь отзывается минскими событиями 2006-го

«Марикана запомнилась долгой пыльной медленной дорогой от informal settlement Bogokon -2 до полицейского участка в Марикана. «Уровень жизни» не поразил меня так, как я этого ожидала – картинки в воображении (возможно, из теленовостей и документальных фильмов) нисколько не противоречат реальности. Бедная жизнь, но жизнь, – люди обустраиваются и создают семьи и дома, – есть участки почище, украшенные, облагороженные; каждая/ый имеет хоть какой-то свой «двор»; чудовищной скученности не видно

Во мне не возникло сострадания и желания помочь – вроде приехать и социально работать или бороться за их права… Важно работать среди своих – белых – искореняя стереотипы, автоматизмы мышления, дискриминаторные практики. Но нельзя будучи белой работать с не-белыми – именно из-за неизбежной интериоризированной привилегированной позиции. Я ощущаю ее реакционно, реагируя на их отношение…


Фото из личного архива авторки

Когда полицейские стояли напротив протестующих женщин – бездвижно и спокойно, десять против ста, молча, выжидающе – я распознала в себе классовый гнев в первую очередь… Раса здесь не работала, напротив черных женщин стояли черные полицейские. Гендер работал причудливо: в итоге оттеснять женщин вышли женщины-полицейские (тоже черные). В линейке стояли только полицейские-мужчины. Также как в поселении около баров стояли черные мужчины-рабочие, иногда угукая и поддерживая женский марш, иногда наблюдая скорее с превосходством и насмешкой. Эта выраженное (хоть и по-разному и с разных классовых позиций) патриархатное видение женщины как невнятной, неартикулированной и не на своем месте в публичном пространстве роднит этих мужчин across their class

Единственная позиция, оказавшаяся комфортной, уместной для меня на марше, – фотографа. Та, что была определена и моей расовой принадлежностью. Репрезентировать, но не быть частью. И еще – в белых людей не стреляют. Будучи там я была гарантом того, что стрелять не начнут. Такая «простая» и честная роль – быть белым телом

Я не просто белая, я белая молодая женщина для них. Уже на подходе к полицейскому участку ко мне пристраивается молодой разухабистый парень с задранной майкой – приобнимает меня и спрашивает, как меня зовут. Я мягко отстраняюсь. Он сжимает меня крепче. Тогда я говорю прямо – смотря ему в лицо – «you cannot touch me». Он словно трезвеет, говорит «я понял» и уходит. На пути назад на taxi rank Полин улавливает – говорят о нас – употребляют пренебрежительное слово, означающее на зулу «белый». Слава Богу, я не понимаю язык. В поселение мы возвращаемся ближе к 17.00 – уже порядком подвыпивший мужчина лет между 20 и 30 цепляется сначала ко мне, после быстро переключается на Полин. Enough is enough не действует на него. Он еле стоит на ногах – его легко можно было бы сбить с ног, ударив. И это желание назревает. Народ кругом глазеет на нас – белые идут по деревне. Мы здесь не на своей территории. Смеются, наблюдая за пьяными заляцаннями своего товарища. Дискомфорт происходит от физического ощущения непереваренных эмоций – насмешливости, сдержанного гнева, презрения

Я все еще не чувствую в себе инаковости, той инаковости, которую иногда испытываю в компании благоустроенных well off западноевропейцев или даже белых юарцев. Классово – не смотря ни на что – я чувствую себя ближе к ним. Но между нами расовая пропасть. Мое значение расы не совпадает с их значениями. Не только потому что я белая, а потому что у нас разное историческое наполнение этого опыта. Для них белый – это колонизатор; это гнев от памяти поколений об угнетении и отсутствии языка и места; для меня все это – быть беларуской – в отношении России и Западной Европы. Я разделяю этот опыт, который для меня развертывается в моей национальной принадлежности, для них – в расовой. И все же я не в состоянии до конца разделить их опыт. И как я оказываюсь беспомощна в их контексте распознать не национальные, но племенные и языковые различия, обобщая их, так и они присовокупляют меня к «белым», не оставляя мне шансов на детализацию и разнообразие моего опыта

Марикана что-то подвинула во мне – я словно застыла. Aftereffect. Я вдруг стала чужой – по отношению к тому, что здесь, и к тому, что там. Провалилась наконец-то в безвременье и безместье. Как Алиса – полетела. Больше не чувствую земли под ногами

По возвращению белые южно-африканцы, мои знакомые, много ахали – для них поехать на марш было безумием, невообразимой ситуацией. Ведь там была вооруженная полиция, даже если и всего лишь резиновыми пулями. Будь осторожной, – говорили мои знакомые мне. А у меня был минский привкус во рту – для меня это было так знакомо – знать, что полиция против тебя. Для меня это было редким моментом возвращения в этом совершено чуждом для меня контексте в какое-то место, где я чувствовала себя собой, где я распознавала что-то, что возвращало мне понимание себя

Благодарность

Выражаю благодарность Центру женских и гендерных исследований университета Бергена за финансовую и институциональную поддержку выставки. Отдельно хочу сказать спасибо моим близким друзьям и соратниц(к)ам – Саше Подзярей, Наташе Головой, Наталье Агнищенко, Елене Минчене и Mille Højerslev Nielsen – за все их советы и моральную поддержку в процессе подготовки выставки.


Сноски:

[1] Я употребляю слово «черный/черная/черные» для обозначения расы, переводя таким образом английское Black. Я осознаю, что эта терминология является наследием расистской расовой категоризации, принятой во времена Апартеида. Я оперирую этими терминами, удерживая критическую дистанцию к категоризации и в то же время опираясь на само-идентификацию и само-название многих знакомых, коллег и друзей, с которыми я общалась во время своей работы в Йоханнесбурге.

[2] Джейкоб Зума – действующий президент Южно-Африканской Республики (с 2009-го года). В 2005-ом году он был обвинен в изнасиловании 31-летней женщины, дочери своего коллеги по партии и активистки в борьбе против ВИЧ/СПИДа. В 2006-м году Зума был оправдан: судья подтвердил заявление Зумы, что секс произошел по взаимному согласию, и обвинил женщину в даче ложных показаний. Дело против Зумы получило огромный резонанс в мире, а также внутри страны, спровоцировав дебаты вокруг культуры изнасилований и ситуации с ВИЧ/СПИД в ЮАР. Подробнее о деле против Зумы - https://en.wikipedia.org/wiki/Jacob_Zuma_rape_trial; о реакции организованного женского движения – http://www.pambazuka.net/en/category.php/letters/33434; о культуре и политике изнасилований через призму “дела Зумы” в ЮАР – http://concernedafricascholars.org/bulletin/issue84/waetjen-mare (все статьи – на английском).

[3] “Crime Injustice: Violence against Women in South Africa”, 2010, a shadow report in Beijing

[4] “The War at Home: Gender Based Violence Indicators Project, Gauteng Research Report”, Gender Links and Medical Research Council, 2011

[5] “We were never meant to survive”. Violence in the Lives of HIV Positive Women in South Africa, 2012, 1in9Campaign

[6] Этот текст был частично опубликован в левом украинском журнале Спільне (№6, 2013 – http://www.eurozine.com/journals/spilne/issue/2013-05-21.html). В осмыслении ситуации в Марикане мне помогли статьи из газеты Workers Vanguard № 1007, 1009, 1011, 1016; дискуссии и встречи после Мариканской резни, в разное время организованные Международной Коммунистической Лигой, университетом Витватерсранда и университетом Йоханнесбурга; (не)формальные встречи и интервью с женскими и гей-лесбийскими организациями в Йоханнесбурге (в частности с Золекой Лусвази, директором FEW, и Кари Шелвер, основательницей 1in9Campaign).



Об авторке


Фото из личного архива авторки

Надежда Гусаковская – гендерная исследовательница, феминистка, писательница из Беларуси. Имеет магистерскую степень по гендерным исследованиям (ЕГУ, Беларусь) и по миграции и межкультурным отношениям (Университет Ольденбурга, Германия). В 2012-2013 годах работала и проводила исследование в Йоханнесбурге (Южно-Африканская Республика). Сейчас живет и работает в Норвегии. Докторантка Центра гендерных и женских исследований Университета Бергена. Пишет докторскую диссертацию о положении трансгендерных людей в Украине.