Активистки из Кыргызстана рассказывают о феминизме, правах ЛГБТ+ и правах людей с инвалидностью.
Почему мы сомневаемся в ценности нашего опыта? Эта статья — попытка поговорить о том, на кого мы ориентируемся, когда говорим об активизме, и найти связь с активистскими инициативами в Кыргызстане, работающими с ЛГБТ+, феминизмом и правами людей с инвалидностью. Зачем? Чтобы увидеть, что проблемы, возникающие в Беларуси, возникают в неевропейских странах и для некоторых из них уже найдены решения.
«Мая радзіма Беларусь»
Несмотря на то, что у Беларуси своя история и уникальный опыт, многие черты нашей культуры связаны с тем, что страна долгое время была частью Советского Союза.
В СССР входили очень разные страны, с разным культурным, политическим и социальным контекстом. Поэтому и опыт проживания советского и постсоветского у всех был разным. Например, сложно представить, что в современной Беларуси во время марша за равенство прав на активист_ок нападут организованные группы православных священников, как это произошло в Грузии. Или что в России начнут выдавать научные степени по гендерным исследованиям, как это происходит в Украине.
Несмотря на различия, некоторые черты остаются узнаваемыми. Попробуем совершить мысленный эксперимент. Если закрыть глаза и представить какую-нибудь страну, которая раньше входила в СССР, можно смело сказать, что в ней будет актуален вопрос влияния России. Это влияние, скорее всего, будет связано с ресурсами: с нефтью или газом и кредитами — и политической властью. В этой воображаемой стране, чем-то напоминающей нашу, будут идти бесконечные дебаты о национальной идентичности. Эти дебаты будут то склоняться к традиционным ценностям в виде семьи, церкви и жесткого разделения ролей на «женские» и «мужские», то искать новые формы национальной идентичности.
В культурной и образовательной сфере, скорее всего, темы гендера и сексуальности будут считаться или давно решенными, или не требующими внимания. Отсутствие университетского и неформального долгосрочного образования или публичных площадок, где можно было бы обсуждать эти вопросы и находить им решения, будет подпитывать сомнения в экспертности людей, которые хотят поднимать эти темы. Как я могу говорить о гендере, если всё, что я читал_а, было статьями на Википедии? Как я могу вести семинары про сексуальность, если у меня есть только мой опыт? Что я знаю про нацию, если не хожу в вышиванке? Получается, я не могу говорить о ситуации в своей стране, потому что у меня нет уверенности в том, что это правильно. Есть другие люди, которые гораздо профессиональнее меня, гораздо образованнее и опытнее, а мне нужны знания.
Эта потребность в знаниях — «как нужно говорить» — часто находит отклик в тренингах, семинарах, конференциях, лагерях, воркшопах, на которые приглашают европейских эксперт_ок, чтобы они рассказали о своих знаниях и своем видении. Европейские эксперт_ки неслучайно оказываются в центре внимания. Такую ситуацию частично можно объяснить благожелательным европоцентризмом — убеждением, что знания, используемые в ЛГБТ+ активизме и феминизме, были изначально созданы в Европе, а значит, европейские эксперт_ки лучше разбираются во всём этом.
Кроме того, есть представление, что «в Европе знают, как нужно»: вот в Швеции права человека работают таким образом, а если они не работают так же в Беларуси, то нужно стараться лучше и делать больше, чтобы было как по образцу.
Что упускается во время такого обучения — так это невозможность напрямую переложить «европейские» знания на постсоветские реалии. Вот вроде бы все активист_ки знают, что значит слово «гендер», и теперь хочется каких-то действий. Но часто активистские методы, которые используются в Европе, оказываются нерабочими в Беларуси. И не потому, что они неэффективны, а потому, что в Беларуси нет условий, где они были бы применимы. Например, продвижение прав ЛГБТ+ людей на уровне правительства может быть очень вдохновляющим примером работы сообщества в Великобритании, но в Беларуси по многим причинам это невозможная, хотя и очень желаемая, область работы.
Получается, что, слушая экспертный европейский опыт, мы по итогу мало что можем с ним сделать. Ведь для того, чтобы применить его, должно пройти еще десять лет реформ, и только потом он станет актуален. А проблемы хочется решать здесь и сейчас. И где тогда искать подсказки?
Почему Кыргызстан?
Одним из вариантов того, где искать ответы на бередящие душу активистские вопросы, может быть обращение к неевропейским странам с общими постсоветскими реалиями. Зачастую эта общность помогает активист_кам значительно быстрее понять друг друга (ага, у вас тоже нельзя провести несогласованную акцию!) и если не придумать совместное действие, то обменяться опытом решения схожих проблем.
Я никогда не был в Кыргызстане, а потому всё, что я знал до общения с активистками, было расплывчатым представлением о том, как там всё работает, в этой Центральной Азии. В моем представлении в Кыргызстане всё должно было быть значительно хуже, чем в Беларуси. Почему? Потому что у меня была фантазия, что Беларусь — она как бы почти Европа, а что происходит в Центральной Азии, я не знаю.
Мистификация и создание образа далеких, непознаваемых стран вообще очень характерны для бесед о постсоветском. Несмотря на то, что существует многое, объединяющее наши опыты, мы выстраиваем иерархию между странами, и часто эта иерархия базируется на близости к Европе (как географической, так и политической). Хорошим инструментом для развенчания этих мифов, ухода от иерархий, повышения своей экспертности и экспертности других активист_ок в регионе может быть прямой обмен идеями и методиками и обсуждение общих и различных условий работы.
Поэтому — Кыргызстан.
Назик
ЛГБТИКС-организация «Лабрис»
ЛГБТИКС-организация «Лабрис»
Фото из личного архива Назик: снимок сделан на кэмпе для сообщества лесбиянок и бисексуалок. Люди склонились над самодельным флагом: на розовом фоне — белый круг. В него вписан голубой тапор-лабрис, черный треугольник и два зеркала Венеры. Люди касаются флага руками.
Я работаю в «Лабрисе». Это одна из немногих ЛГБТК+ организаций, которая себя открыто так позиционирует в Кыргызстане. Есть организации, которые пытаются работать с ЛБГТ+ людьми, но они называют себя ВИЧ-сервисными и, соответственно, делают упор на мужчин в своей работе.
Что рассказать о Кыргызстане и о нашей работе тем, кто ничего не знает об этой стране? Кыргызстан — это Центральная Азия, мы граничим с Казахстаном и Китаем. По Конституции мы демократическое светское государство, но в последние годы в стране чувствуется исламизация.
Никого не удивит, что, несмотря на независимость, мы всё еще под сильным влиянием России: всё-таки постсоветская страна. Мы связаны как экономически, так и политически. Один из самых показательных примеров здесь — наследование законопроектов и оглядка на то, что происходит в России. Знаменитый законопроект о гей-пропаганде, который сейчас находится на втором чтении, проект об иностранных агентах — сначала это всё случилось в России, а потом дошло и до нас.
Самое печальное, что наши чиновники не просто копируют — они привносят от себя креатив и усложняют ситуацию с правами человека. Там, где в России административное наказание, у нас — год лишения свободы.Второй элемент наследия страны советов — язык. Есть русский и кыргызский, в Бишкеке, в столице, все говорят на русском. Во времена СССР Бишкек был исключительно русскоговорящим городом. Говорить не на русском было очень стыдно — это сразу выдавало, что ты из провинции. Сейчас всё больше ЛГБТК-людей из регионов подтягиваются в столицу, поэтому стало слышно больше кыргызского, больше людей делают камин-ауты вне Бишкека. Но здесь сразу возникает сложность: отсутствие информации. Знаешь, сколько информации про ЛГБТК+ на кыргызском? Ее почти нет. Переводить грамотно и профессионально, корректно подбирать лексику — этого почти никто не может сделать, поэтому сейчас мы активно работаем с тем, чтобы материалов на кыргызском стало больше.
Девиз нашей работы — делать то, что нужно здесь и сейчас. Сейчас в Кыргызстане нельзя свободно ходить по улице, если ты принадлежишь к ЛГБТ. Я сама сталкивалась с открытой гомофобией в публичных местах. На меня нападали, а мое заявление в милиции не стали принимать. На нашу организацию нападали. Последний раз — 17 мая, день IDAHOT: две радикальные группы атаковали наше мероприятие, после чего нас насильно вывезли в РУВД в качестве не потерпевших, а свидетелей.
«40 взрослых угрожают вас убить и пытаются вас избить — а оказывается, что вы просто свидетели»
С такими темами «Лабрис» и работает. Сейчас у нас есть три основных программы: адвокация и образование, мобилизация и усиление сообществ и развитие партнерств. Если говорить про нашу экспертную работу, то в основном мы стараемся предоставить информацию про страну и положение ЛГБТ+ сообщества: обращаемся к докладчи_цам ООН, встречаемся с посольствами, выступаем на ОБСЕ. Работа на международном уровне важна, но, конечно, без работы с местными активист_ками ничего бы этого не было.
Долгое время ходили обсуждения закона о гей-пропаганде. Нас это очень тревожило и сейчас тревожит, поэтому мы решили организовать встречу для активист_ок и прописать стратегию, как нам реагировать на такие изменения и что вообще делать. Мы много работаем с нашим местным сообществом: делаем фестивали, устраиваем акции, проводим образовательные мероприятия, чтобы у людей было место, куда они могут прийти и чувствовать себя комфортно.
Вообще, для нас очень важна работа в коалициях. За последние годы мы многого добились потому, что смогли объединить усилия. Последний пример — разработка антидискриминационного законопроекта. Сейчас у нас появилась большая коалиция из неправительственных организаций, которые работают с секс-работни_цами, потребитель_ницами наркотиков и другими уязвимыми группами, и мы все вместе работаем над этим проектом.
Во многом «Лабрис» — это ресурсная организация. Мы стараемся развивать тех, кто с нами работает, чтобы потом эти люди могли делать свои проекты и развивать страну и регион. Например, один из наших активистов создал организацию «Кыргыз Индиго», которая сначала была небольшим проектом внутри «Лабриса». Так как «Лабрис» помогает в укреплении разных организаций в регионе, сейчас, если говорить о Центральной Азии, у нас есть общее видение того, к чему мы стремимся, что хотим делать, каким видим будущее ЛГБТ+ сообщества. Я думаю, это случилось во многом благодаря тому, что мы хорошо понимаем контексты друг друга и готовы объединиться для решения общих проблем.
Саадат
Бишкекские феминистские инициативы
Бишкекские феминистские инициативы
Фото из личного архива Саадат. Возле металлического забора стоят люди с плакатами. В центре стоит улыбающийся человек с плакатом «Мое тело — мое дело». Справа люди держат черный плакат с текстом «Женщина, твое место в этом доме» и картинкой, на которой изображен дом правительства. Слева тоже стоят люди с растяжкой. Перед плакатами стоит человек в пиджаке, он_а улыбается, оборачиваясь на своих единомышленни_ц.
Наш лозунг — «Активизм — для нас». Мы строим свою работу в первую очередь на нуждах, возможностях и стремлениях активист_ок. И вопросы, касающиеся лично нас, становятся нашими активистскими инициативами.
Как и любая история активизма, моя история личная. Я начала свою работу в 2010 м: я пришла в движение за права людей с инвалидностью. Чуть позже я столкнулась с насилием. Этот опыт сильно повлиял на мою жизнь, и я решила сконцентрироваться на женщинах, девочках и квир-людях, которые переживали те же проблемы. С 2012-го я стала частью Бишкекских феминистских инициатив (на тот момент организация называлась «Бишкекская феминистическая инициатива СКью») и занялась инициативой, которая продвигала участие молодых феминист_ок в процессах принятия решений.
Я целенаправленно работаю с молодежью и молодыми активист_ками. Как я это вижу, нас, молодежь часто воспринимают как однородную группу, где у всех одни проблемы, одни возможности и одни стремления. И в государственной молодежной политике, и во многих программах развития нас рассматривают в качестве «получателей услуг» и «индикаторов». Из-за этого в отношении нас формируется морализирующий дискурс, но не появляется понимание значимого участия в принятии решений, касающихся нас, где нас видят равными эксперт_ками наших жизней.
У нас довольно мало молодых активист_ок, занимающих лидерские позиции, потому что существует очень много стереотипов, а кроме них — сильная мизогиния по отношению к лидер_кам. Поэтому для меня поддерживать молодых активист_ок — вопрос принципа: как нам строить солидарность и действовать вместе.Наш коллектив изначально использовал мирные публичные марши в качестве формы выражения протеста. Наша последняя громкая акция — марш в честь 8 марта. В Кыргызстане, как и во многих других постсоветских странах, празднование 8 марта давно потеряло изначальный политический смысл и превратилось в обряд дарения цветов и конфет. Мы не хотим цветов и конфет. Мы хотим вернуть политическое значение права голоса, равной оплаты и равных возможностей. Такие марши многое для нас значат, потому что в них участвуют и объединяются феминист_ки, ЛГБТ+ активист_ки, активист_ки за права людей с инвалидностью, активистки из женских организаций. За последние 6 лет марши стали более видимыми и массовыми, что для меня свидетельствует о каждодневной работе феминисток_ок над построением интерсекциональной солидарности внутри нашего движения.
«Для многих молодых девушек, девочек, квир-людей иметь активную позицию в борьбе против насилия и дискриминации — это большая угроза, так как мы открыто говорим о масштабах насилия, которое часто замалчивают и скрывают, и многим людям это не нравится»
Во время одного из мартовских мероприятий в 2014 году, которые мы организовывали, на нас напали. Этот опыт еще раз доказал мне, насколько сама система правосудия мизогинична и не создана для моей защиты от насилия. Для нас это стало толчком, чтобы начать говорить о темах поддержки друг друга в активистском движении: физическом и вербальном насилии в повседневной активистской жизни, ксенофобии, гомофобии и трансфобии.
Наша организация работает в основном в Бишкеке: то, что мы делаем, продиктовано тем, где мы живем и с какими реалиями сталкиваемся. У нас есть сестринские организации по всему Кыргызстану и в нашем регионе, и мы стараемся практиковать интерсекциональный и постколониальный подход. Что это значит? Это значит, что мы живем в сложном мире, где у людей множественные идентичности, где их опыт складывается из пересечения контекстов, поэтому для нас очень важно строить равные, неиерархичные отношения.
Фото из личного архива Саадат. На фото запечатлена демонстрация. Люди идут в ряд, их лица закрыты платками. У них в руках ударные инструменты: настоящие и самодельные, из кастрюль и канистры. Сзади видна большая растяжка на кыргызском, на ней написана дата — 8 марта.
Мы стараемся строить равные отношения не только внутри организации, но и за ее пределами, с другими группами. Люди в своем селе, в своем городе лучше всего знают, как им жить, поэтому мы, со своей стороны, готовы поддержать их, если им это требуется. Мы сопротивляемся любой практике, направленной на укоренение иерархий.
Если говорить о сотрудничестве вне региона, существует Сеть солидарности: там находятся активист_ки из постсоветских стран или со схожими с нашим контекстами, где мы стараемся обменяться опытом. Для нас важно построение феминистского движения с коллежанками и коллегами из этих стран, и инициативы по обмену опытом и знаниями очень помогают узнать друг о друге, избавиться от стереотипов (даже стереотипов о теплой зиме, которая у нас довольно холодная). Я надеюсь, у нас получится сделать что-то масштабное во всём нашем регионе в будущем.
Укей
Общественное Объединение девушек с ограниченными физическими возможностями «Назик-Кыз»
Общественное Объединение девушек с ограниченными физическими возможностями «Назик-Кыз»
Когда мне исполнилось двадцать три, мама сказала: «Ну что же, теперь ты можешь выйти замуж». Но я не вышла. Когда мне исполнилось двадцать восемь, мама сказала: «Ну что же, теперь ты можешь выйти замуж и завести ребенка». Но я не родила. Когда мне исполнилось тридцать, мама вздохнула: «В таком возрасте можешь делать со своей жизнью что хочешь». И я занялась активизмом.
С каждым годом количество людей с инвалидностью в Кыргызстане растет: не за счет рождения, а за счет приобретения инвалидности в результате несчастных случаев. Сейчас 60% — это женщины и девочки. Один из основных фокусов нашего объединения — сексуальные и репродуктивные права девушек с инвалидностью. Сама по себе тема сексуальности — тема закрытая, а о сексуальности людей с инвалидностью вообще не стоит говорить.
Мне иногда задают очень странные вопросы, например: а когда ты стала задумываться, что тебе хотелось бы отношений и секса? Что это за вопрос? Неужели кто-то действительно считает, что люди с инвалидностью сидят-сидят, а потом раз — и в один какой-то конкретный день захотели отношений?..Почему репродуктивные и сексуальные права? Начнем с того, что в Кыргызстане нет программы личного помощника. Поэтому твои помощницы — это твое окружение, чаще всего — твоя семья. И вот ты, например, идешь к врачу по гинекологическим вопросам, а врач обсуждает твое состояние с твоими родителями. При этом чаще всего и врач, и твои родители игнорируют твое присутствие, как будто тебя нет в помещении. И вся твоя семья в курсе того, что и зачем ты делаешь. Или нужно тебе сделать маммографию. Для того чтобы ее сделать, нужно подняться и встать, а некоторые женщины этого не могут, поэтому годами ходят без обследования. Обо всём этом нужно и важно говорить! Общество должно знать, что такая проблема есть, ее нельзя замалчивать.
Иногда женщинам с инвалидностью делают принудительную стерилизацию. Женщина родила первого ребенка, а ей сразу после родов сделали стерилизацию. Или делали другую операцию и параллельно сделали стерилизацию. Мы знаем о тринадцати таких случаях, но я думаю, что их больше. Об этом стало известно после исследовательского проекта ОО «Равенство» «Доступ к медицинским услугам» 2007 года. Прошло 9 лет, а ситуация в медицине не сильно изменилась.
Если касаться сферы личной жизни, то о романтических отношениях с девушкой с инвалидностью стараются не упоминать: не принято. А если кто-то и женился, мужчину автоматически делают героем: какой молодец! Женился на женщине с инвалидностью! Герой! Есть и другая традиция: родители сватают людей с инвалидностью. Делается это под предлогом, что у них же инвалидность, значит, им будет о чем поговорить. Все это, конечно, сильно ограничивает девушку, не дает ей никакого выбора. И мы стараемся изменить ситуацию, чтобы девушка могла сама выбрать, хочет она замуж или нет, хочет родить ребенка или нет, хочет ли работать и учиться. Должен быть выбор.
Фото из личного архива Укей. Общая фотография: шесть женщин смотрят в кадр и улыбаются. Некоторые из них сидят в инвалидных колясках, некоторые стоят рядом.
В целом в Центральной Азии очень много требований к женщине: ты должна и убирать, и готовить, и рожать красивых детей, и работать, и быть суперженщиной. Но когда у тебя инвалидность, ты иногда не можешь делать чего-то из этого. Получается, что принято быть бумагой, а ты — ручка. И ты сразу признаешься неудачей своих родителей: они не смогли родить нормального ребенка. Поэтому семьи очень много времени проводят, убеждая ребенка, что ему нужно выздороветь.
«Я не против лечения, не против профилактики, но нужно объективно понимать, насколько ты сама можешь быть здорова, где предел этому здоровью. И нужно давать людям жить, даже когда они не соответствуют этому идеалу здоровья»
Мы в партнерстве с ОО «Равенство» при поддержке Фонда «Кюннус» проводим много образовательных мероприятий, активностей для девушек с инвалидностью. Наша задача — организовать тренинги по принципу «равная — равной», чтобы девушки научили других девушек делать что-то. Так они чувствуют себя в большей безопасности и могут более открыто делиться своими проблемами. Не всё же можно рассказать маме! Нужны подруги, знакомые, с которыми ты можешь что-то обсудить. У нас есть неформальная сеть женщин с инвалидностью в Кыргызстане, туда сейчас входит семь организаций. Ее цель — улучшение жизни на локальном уровне; в основном, мы стараемся рассказать людям и вместе придумать, как можно улучшить их жизнь, чтобы они смогли делать то, что нравится. Мы проводим лагеря: национальные и международные. Конечно, нам помогают взрослые люди (коллеги более старшего возраста которые поддерживают наши инициативы), но в основном тренинги проводят сами девушки.
Мы устраиваем и акции. Меньше года назад мы хотели выйти на акцию протеста. Наше пособие — 35 долларов. Правительство говорит: «Ну, мы же даем вам деньги, чем вы недовольны?». Так возьми эти деньги и попробуй прожить на них. Но акцию нам не разрешили. И тогда мы провели тихий пикет. Мы вышли на улицу, было около тысячи человек с инвалидностью, многие в колясках.
«Люди на улицах останавливались и смотрели на нас. Они никогда не видели столько людей. Они не знали, что нас так много и у нас есть голос»
Тони Лашден для MAKEOUT
